Мы привели перевод этого предисловия полностью потому, что оно стало поводом к разногласиям в квалификации самого библиографического пособия. Одни исследователи ( Н.В.Здобнов, С.А.Рейсер, М.В.Сокурова) считают его рекомендательным, другие (И.Н.Кобленц) - отвергают это как "явное смещение исторической перспективы"

В этой связи И.Н.Кобленц оперирует следующими доводами [подробнее см.: Кобленц И.Н. Источники и деятели... С. 103-114]. Так, сам Н.Н.Бантыш-Каменский в предисловии отмечает, что он включил в свой указатель издания на русском языке в том количестве, "насколько эти книги мне известны", т.е. нет утверждения о выборочном или рекомендательном характере пособия. Для этого И.Н.Кобленц сопоставляет рассматриваемое библиографическое пособие с другим того же автора. Речь идет о карточном библиографическом репертуаре русской книги, который он начал составлять в алфавитной систематизации еще до появления в печати систематического указателя и вплоть до 1805 г.: так называемые "портфели" или "картоны" Н.Н.Бантыш-Каменского, хранящиеся в ЦГАДА и лишь частично опубликованные ("Аабба - Вольтеровы заблуждения...") в приложении к журналу "Книговедение" за 1894 г. По подсчетам самого И.Н.Кобленца, в систематическом указателе описано лишь около 17% общего количества книг (828 названий), изданных к этому времени в России (плюс еще 54 карты и 40 статей). Что касается карточного репертуара книг, то в нем учтено 6032 датированных и 135 недатированных книг и брошюр. Это составляет около 34,2% выпущенных в стране изданий по 1804 г. включительно. Причем подавляющее число зарегистрированных книг (5250 названий, или 39%) относится к периоду 1725-1800 гг., из состава которых формировался и опубликованный ранее систематический указатель (сюда вошли издания преимущественно за 1755-1776 гг.).

Далее, Н.Н.Бантыш-Каменский действительно включил в свой систематический указатель описания, сделанные не только по подлинникам, или, как говорят библиографы, de visu (лат. - держу перед собой), но и из вторых рук, т.е. по уже имеющимся библиографическим пособиям. Например, в систематическом указателе приведено за 1759 г. 8 книг, а в карточном репертуаре - 4, за 1767 г. - соответственно 45 и 29, за 1769 г. - 50 и 45 книг. Наконец, лишь один раздел из семи (VII. Богословские книги), судя по оговорке самого автора, построен по принципу выборочной, или рекомендательной, библиографии: в нем помещены "только специально избранные издания".

Мы склоняемся к точке зрения большинства, также имея свои доводы. В частности, воспитательно-образовательные цели всегда предполагают определенный отбор и рекомендацию книг для чтения, исходя из соответствующих задач - в данном случае духовных учебных заведений. Тем более что речь идет о "научном образовании", т.е. нужно выдержать высокий педагогический уровень информационного обеспечения (чтения). В этом отношении авторская фраза из предисловия "насколько эти книги мне известны" вполне оправданна. Ведь к моменту публикации систематического указателя четкого и достаточно налаженного учета выпускаемых в России книг и других изданий не было. Не случайно и сам Н.Н.Бантыш-Каменский одновременно работал над составлением библиографического репертуара. Даже в незаконченном виде, как свидетельствует И.Н.Кобленц, репертуар по полноте отражения был на уровне других подобных опытов. Так, за наиболее отработанный период 1762-1796 гг. репертуар Н.Н.Бантыш-Каменского достигает 75,6% полноты (4620 из 6110 названий) относительно "Опыта российской библиографии" В.С.Сопикова, самого совершенного репертуара на начало XIX в. Даже в конце XX в. портфели" Н.Н.Бантыш-Каменского отражают 55% изданий, учтенных в нашей стране за период 1762-1796 гг.

В результате следует предположить, что именно задачи рекомендации потребовали от Н.Н.Бантыш-Каменского не ограничиваться лишь реальным, подлинным учетом изданий на основе de visu и использовать другие, опосредованные источники библиографической информации. Нужно также учитывать, в "интересах" какого юношества составлялся систематический указатель, а именно: учащихся духовных школ (семинарий). Поэтому специально подчеркнута жесткость отбора именно богословской книги. Здесь Н.Н.Бантыш-Каменский мог использовать уже тысячелетний опыт составления списков истинных и ложных книг. Кроме того, мы вынуждены согласиться с более обоснованным упреком И.Н.Кобленца в адрес Н.В.Здобнова, который на основе статистического расчета по систематическому каталогу сделал два существенных вывода. Первый касается преобладания историко-филологических наук (филологические книги, или свободные искусства, заняли первое место - 272 названия, исторические - второе - 154), что вообще характерно для российского просвещения того времени. Второй вывод связан с богословскими книгами, которые в схеме классификации были поставлены на последнее место, а по статистике занимали предпоследнее (64 названия, последнее место - медицинские книги в количестве 19). На этом основании усматривали определенный рационализм и принижение богословия. Но в действительности прав И.Н.Кобленц, подчеркивая, с одной стороны, что схема Н.Н.Бантыш-Каменского построена с учетом так называемой факультетской системы (по четырем факультетам средневековых университетов), в которой богословие, понимаемое как высшее знание, венчает и заключает собой всю систему. С другой стороны, такого низвержения или отнесения на задний план не мог допустить Н.Н.Бантыш-Каменский, известный в русском обществе как ярый ортодокс и в политике, и в вопросах религии.

В любом случае систематический указатель Н.Н.Бантыш-Каменского можно считать первым российским опытом рекомендательной библиографии не в узкоцерковных, а в более широких воспитательно-образовательных целях. Естественно, как первый опыт он имеет и определенные несовершенства. В итоге можно утверждать, что к концу XVIII в. в России были даны опыты всех основных функциональных видов библиографии: учетной (государственной), критической (научно-вспомогательной) и рекомендательной.